Д.ист.н. Никонова С.И.

Казанский государственный архитектурно-строительный университет, Российская Федерация

ИДЕОЛОГИЧЕСКАЯ КОНСТАНТА И РОССИЙСКОЕ ОБЩЕСТВО: ТРАДИЦИИ И ВЕКТОР РАЗВИТИЯ

 

В России исторически государство выступает неким становым хребтом, подменяя собой гражданское общество, таким образом, власть, общественный строй, идеология детерминируют направление развития любой сферы.

В середине XIX века С.С. Уваров, пожалуй, один из первых смог сформулировать триаду, которую можно принять как квинтэссенцию национальной идеи царской России: «Православие, самодержавие, народность».  

Принимая тезис о важности национальной идеи было бы неверно утверждать, что она в реальности объединяла российское общество. В действительности и в царской России, и в Советском Союзе – это была, скорее, иллюзия. Выдвинутая властью некая идея находила отклик у определенной части народа, и в то же время, вызывала отторжение и откровенный протест у другой.

Так, в царской России триада «Православие, самодержавие, народность» вряд ли могла объединить все общество, которое во второй половине XIX века было полиэтничным, поликонфессиональным. Более того, она не могла вдохновить не только революционеров, но и либералов.

Советская идеологическая машина создавала призывы и лозунги, которые в реальности сложно было интерпретировать как общенациональные Исключением в этом ряду, на наш взгляд, стоит героический призыв-клятва «Все для фронта! Все для Победы!» времен Великой Отечественной войны, когда перед лицом страшной опасности нация выступила неким монолитом, глыбой, сломившей фашизм.

Работа по созданию общенациональной идеи начинается в первые десятилетия советской власти, необходимо было создать идеологический «продукт», официально призванный, если не объединить, то примирить разодранное революционными бурями и гражданской войной общество. «Вся власть Советам», «Да здравствует мировая революция!», «Пролетарии всех стран, объединяйтесь», «Долой безграмотность!», – каждый из этих призывов мог в реальности найти отклик у какой-то части общества, но никак не претендовать на общенациональную поддержку. Таким образом, власть реально могла контролировать «внешнее» настроение общества, то, что демонстрировали трудящиеся на демонстрациях, митингах и других официальных мероприятиях. И это «внешнее» отражение выдавалось за реальность, что можно воспринимать как иллюзию, и в какой-то степени, утопию.

Период «форсированного строительства социализма» сопровождался истинной народной трагедией: разрушением традиционного патриархального образа жизни крестьян, коллективизацией, раскулачиванием, террором. И в то же время создается идеологический «продукт», созвучный эпохе, например: «Догнать и перегнать!» Призывы этого времени были обращены в первую очередь к новому поколению советских людей, к молодежи, которая, по замыслу советских идеологов, и построит социализм.

Как общество в действительности воспринимало идеологические призывы остается и сегодня закрытой темой. В обстановке террора, массовых арестов умение молчать, не проявлять своих чувств и эмоций, было бесценно.

При Н.С. Хрущеве власть пытается провести некую границу между сталинской эпохой с репрессиями и лишениями и новым периодом советской истории – периодом коммунистического строительства. Новая Программа КПСС – программа построения коммунизма была обращена не столько к разуму, сколько к чувствам людей. Действительно, несмотря на романтизм и даже идеализм некоторых положений программа не могла не вызывать у людей одобрение; три ее цели: построение материально-технической базы, создание новых производственных отношений, воспитание нового человека – в целом могли найти отклик в обществе. И этот романтизм, идеалистическая вера в улучшение качества жизни, в призрачную свободу личности свидетельствует о некоем романтизме советского общества, который существовал в довоенный период, в годы оттепели и, возможно, до начала 1970-х годов.

Далее романтизм и идеализм окончательно сменяется прагматизмом, другие настроения рождаются в обществе, а наивная вера в партийные обещания уступает место вполне реальным ориентирам собственного благополучия. Вот потому следующая масштабная идеологическая кампания партийных органов – разработка и внедрение концепции развитого или зрелого социализма не вызывает и не может вызвать в обществе душевного отклика, ее «поддерживают и одобряют» механически, по инерции. Таким образом, уже в 1960-е гг. начинается явственное расхождение массового сознания с идеологическими стереотипами, которые не находили подтверждения в реальной жизни. Эти изменения проходили крайне медленно: у большинства советских людей продолжала господствовать безусловная вера в свою страну, народ, что поддерживало ощущение духовной комфортности и социального оптимизма граждан. Отсюда, на наш взгляд, неприятие в обществе диссидентов, открыто отрицающих идеализированную действительность.

Однако считать основой духовного оптимизма советского общества только мифологизированное сознание, было бы неправильным. Социальная и духовная комфортность большинства советских людей традиционно держалась на осознании богатой духовной жизни, активном участии в масштабных преобразованиях общества, чувстве социального равноправия, ощущении слитности с делами общества. Высокая оценка своего государства, его места в мире, высокая самооценка, ощущение простоты, ясности и предсказуемости мира, стабильность – все это создавало для большинства ощущение духовного и социального комфорта. Эта вера подкреплялась и реалиями советской действительности: социальными гарантиями, стабильной зарплатой, целым рядом социальных благ (бесплатное образование, медицинское обслуживание, низкий уровень оплаты за жилищные и прочие социальные услуги и т.д.). Казалось, само существование СССР в течение нескольких десятилетий – лучшее подтверждение коммунистической теории.

И опять же, истинные мысли, убеждения «широких народных масс», к которым апеллировало партийное руководство, оставались некоей terra incognito . Большинство воспринимало новые задачи как дань традиции, в качестве «платы» за преимущества социализма, в которых были уверены.

Идеологического, мировоззренческого единомыслия в стране не было, что может быть подтверждено существованием не только диссидентов и правозащитников, но и церковных организаций, сохранением влияния церкви и веры для части общества в атеистическом по духу государстве.

Государство было не в силах окончательно удалить церковь из духовной жизни советских людей, так как даже после всех мероприятий, направленных на уничтожение авторитета религии, церкви, на физическое устранение священников и верующих, в сознании людей остались зерна религиозного мировоззрения, заложенного почти на генетическом уровне. Религия в какой-то степени была альтернативой официальной идеологии, приютом духовного согласия человека с самим собой.

Пытаясь скорректировать идеологическую основу советского государства, партийная верхушка на XXVI съезде КПСС ( 1981 г .) принимает решение подготовить важнейший партийный документ – новую редакцию Программы КПСС, которая была утверждена на XXVII съезде партии в 1986 году. Этот документ был разработан партийными идеологами по традиционным шаблонам, с использованием привычных штампов. Отсюда предопределенность ее какой-то ненужности, даже обреченности. Налет обреченности, впрочем, лежит на всех документах этого съезда.

Скоро жизнь доказала полную несостоятельность идеологии, неспособность власти управлять обществом и государством: тотальный дефицит, продовольственные карточки, пустые прилавки, убийства в очередях за водкой стали реальностью. Международная политика партии также оказалось несостоятельной: рухнула мировая система социализма, прекратили свое существование СЭВ и Организация стран Варшавского договора, бывшие социалистические страны устремились в НАТО.

И, наконец, самое важное событие – прекратил существование Советский Союз. Декларированная многие десятилетия дружба народов, интернационализм обернулись этническими войнами, неразрешимыми противоречиями между недавно еще «братскими народами». Звучавшие на XXVII съезде слова об интернационализме, о дружбе народов, о гармонии в межнациональных отношениях через несколько лет воспринимаются как миф, как «то, чего не было».

В последние двадцать лет в России происходят сложнейшие процессы экономической, социальной, политической реконструкции, институирования государственной системы. При этом попытки создать новую идеологическую константу, национальную идею, к сожалению, не имели особого успеха.

Однако, не смотря на некую утопичность создания идеологической константы сейчас и сразу, совершенно необходим ее поиск, развитие направлений этого поиска, дискуссии. Таким образом, сам процесс поиска, на наш взгляд, продуктивен и имеет шанс стать тем самым объединяющим народ смыслом, теорией, идеей, национальной идеологией.