К.и.н. Заневский С.В.
СШ № 32, г . Гродно, Республика Беларусь
БЕЛОРУССКИЕ БЕЖЕНЦЫ 1915 г .
(по данным мемуарных источников)
1 августа 1914 года в Европе началась та война, что получила от современников название Великой войны, а всего через 20 лет – Первой мировой. Именно Она стала концом «старого времени» единой Европы и началом жестокого XX столетия. Именно Первая мировая война воспринимается нами как страшная, непоправимая катастрофа, приведшая к психологическому надлому в сознании всех европейцев. В сознании миллионов людей вся история разделилась на «до» и «после» войны». В этой войне были заложены истоки Второй мировой, бесчеловечной жестокости концентрационных лагерей, газовых камер, ядерного оружия, «ковровых» бомбардировок и других ужасных явлений XX в.
Наиболее пострадавшими от военной эпохи категориями населения, если не считать собственно погибших и раненных на войне (т.н. кровавые потери), стали беженцы прифронтовой зоны, вынужденные покинуть родные места. Для белорусских земель, эта категория насчитывала около полутора миллиона людей, а потому невозможно обойти вниманием её трагическую судьбу.
Одним из важнейших источников по проблеме беженства в Первую мировую войну являются в первую очередь воспоминания самих беженцев, записанные как по горячим следам от только что пережитых событий, так и мемуары, положенные на бумагу много лет спустя.
Мемуары – бесценный источник для характеристики, как отдельного исторического лица, так и целой эпохи, её конкретных явлений и событий. Именно воспоминания современников, очевидцев событий, являются первейшим источником, к которым обращаются историки, приступая к исследованию интересующей их темы. Однако занимая основное место в историческом исследовании, мемуары также творят и мифы, поскольку субъективны в своей основе, выражая сугубо личный взгляд и оценку конкретного мемуариста [5, с. 272]. Поэтому для выявления «исторических мифов» подобный вид источников постоянно должен проверяться.
Среди бесконечной толпы беженцев оказался опытный литератор, историк и этнограф Федот Андреевич Кудринский, оставивший после себя полные драматизма воспоминания о той народной трагедии – беженстве, которую перенёс простой народ в годы Первой мировой войны. Летом 1915 года Ф. Кудринский попал в Рогачёв, прозванный самим историком и литератором «одной из важнейших артерий беженства». «Через этот город, – вспоминает Ф. Кудринский, – прошло в 1915 году только зарегистрированных около 700 тысяч человек» [10, с. 82]. Ф. Кудринский записал в Рогачёве рассказы беженцев, свои личные наблюдения и впечатления, составившие книгу «Людские волны. Беженцы», изданную в Петрограде в 1917 году. В 1997 г . «Людские волны» в сокращении были опубликованы в шестом номере журнала «Нёман». Книга Ф. Кудринского – уникальный документ, написанный талантливым учёным, педагогом, писателем и архивистом, осознавшим необходимость фиксации для будущих поколений драматических событий 1916–1918 гг. Она даёт богатый материал для изучения социально-психологических аспектов беженства.
В статье «Судьбы беженцев» другой видный общественный деятель Е.С. Канчер рассмотрел вопросы, связанные с перемещением белорусов во время войны, приводит сведения о том, откуда, когда и как эвакуировалось население [8]. Опираясь на статистические данные регистрации белорусских беженцев в Петрограде, он дал подробную характеристику беженцев. Подобные сведения имеются также в мемуарах секретаря Белорусского общества в Петрограде по оказанию помощи пострадавшим от войны Павлины Мядёлко [13].
Ценность представляют также воспоминания беженцев из западных регионов Беларуси, которые записывались с 1956 по 2000 год и публиковались в еженедельнике «Нива», а позже были переизданы в сборнике «Беженство 1915 года». В сборнике были собраны воспоминания 156 очевидцев тех далёких событий (многие из которых оказались в Петрограде), поэтому неудивительно, что большинство авторов этих воспоминаний в период Первой мировой войны были детьми. Их впечатления отрывочны и посвящены в основном нескольким сюжетам: эвакуации, положению беженцев в России и трудностям возвращения. Размещённые в книге воспоминания показывают судьбу самого молодого поколения беженцев (в основном лица от 3 до 16 лет). Книга воспоминаний «Беженство 1915 года» – особенный источник знаний по истории Первой мировой войны, видимой глазами свидетелей эпохи. Через судьбу отдельных людей раскрывается судьба всего народа в те суровые годы. В 1915 году большинство белорусов Белосточчины, Гродненщины, Виленщины и Брестчины впервые оставило родные места и подалось в неизвестные для них стороны, переживая голод, холод и пекло революций, часто теряя самых близких себе людей. Не удивительно поэтому, что для многих людей беженство осело в памяти как наиважнейшее событие в их жизни.
Помещённые в книге воспоминания показывают, что Россия оказала большое впечатление на белорусских крестьян. Удивляла их в первую очередь приветливость и щедрость россиян [2, с. 9]. Беженцев одаривали они едой, одеждой, принимали на квартиры. Белорусских крестьян удивлял также уклад и быт тамошних людей, урожайность полей. Много кто решил тогда искать там постоянное местожительство. Большинство белорусов нашло себе работу, а их дети стали учиться в местных школах.
Всем воспоминаниям присущи, помимо субъективности, естественной для этого рода документов, и неточности в воспроизведении картины событий тех лет. Среди них только воспоминания В. Гриневича посвящены именно беженству, во всех остальных случаях этот вопрос является для автора второстепенным. Иногда приведённые в этих воспоминаниях факты вызывают трудности при проверке [6].
Источники беженства. Особенно большие потери в ходе участия России в Первой мировой войне понесли белорусские земли. В 1915 году, в связи с наступлением австро-венгерских войск и переносом на белорусскую территорию военных действий происходит уничтожение многих народнохозяйственных объектов, эвакуация предприятий и учреждений, массовая миграция населения на восток. Основной поток эвакуации летом 1915 года проходил крайне неорганизованно, в спешке, с большими потерями оборудования и готовой продукции. Как вспоминают сами беженцы того нелёгкого времени, часто переселение сопровождалось неразберихой и нервозностью [10, с. 86–93, 97–102, 110, 117]. С Польши, Прибалтики, Западной Беларуси удалось вывезти лишь отдельные фабрики и заводы.
Одновременно с перемещением промышленного оборудования и другого имущества из районов боевых действий на восток двигался огромный поток беженцев. Сотни тысяч людей, нередко по принуждению, срывались с насиженных мест и, лишившись своего крова и средств к существованию, направлялись вглубь империи. Военные и гражданские власти, надеясь «создать атмосферу 1812 года» (когда противник буквально шёл по выжженной земле, лишившись возможности пропитания за счёт грабежа местного населения), всячески стимулировали выезд населения из районов, к которым приближался фронт. Официальная пропаганда при помощи православного духовенства внушала, что оставаться «под немцами» – не патриотично [4, с. 38]. Воспоминания беженцев из западных областей Беларуси буквально переполнены слухами, которые распространяли чиновники и духовенство среди местного населения про особую жестокость противника [2, с. 13, 29, 32, 57, 84, 108, 113, 129, 147, 152, 154. 158, 179, 189, 213]. Однако нередко выселения происходили под принуждением, с применением силы. Один из жителей Гродненской губернии вспоминал: «Казаки окружили нашу деревню и вынудили покинуть наши дома» [2, с. 29]. 25 мая 1915 года вышел специальный царский указ, который требовал: «Уводить мужское население возрастом от 18 до 50 лет, местных жителей… с домашним необходимым имуществом». Для тех, кто не желал покидать родной дом, принудительно создавались условия, при которых оставаться далее возле фронта не было возможности: уводили местный скот в тыл армии, вводили огромные реквизиции (сбор на содержание армии) и т.д. [10, с. 83, 87, 96; 12, с. 60].
Ещё один из источников массового беженства историк М.В. Оськин объясняет так: «Явление беженства, охватившее несколько миллионов людей в Российской империи стало… следствием развязанной высшими военными кругами кампании, так называемой шпиономании – активного поиска везде и всюду мнимых шпионов, как характерное следствие некомпетентного руководства, реагирующего на ухудшение ситуации всплеском истерии. Шпиономания была присуща всем воюющим государствам, и всюду проводилась своя «охота на ведьм», однако наибольший размах она принимает в периоды военных неудач» [14, с. 326]. Мария Белявская в своих личных воспоминаниях отмечает, с каким подозрением и настороженностью относилось находящееся в Могилёве верховное командование (там, в период с 1915 по 1918 годы, располагалась Ставка Верховного главнокомандующего) к внезапно появившимся в городе еврейским беженцам: «Неожиданно весь Могилёв наводнился многочисленными повозками, наполненными домашним скарбом, пуховиками и подушками, из которых выглядывали испуганные физиономии стариков, старух и детей. Зрелище было невиданное... Оказалось, что это евреи из Ковно, выселенные в трёхдневный срок по приказу начальства, как элемент мало надёжный и опасный… О присутствии в Ставке столь опасных беженцев не могло быть и речи» [3, с. 10].
Среди большого числа беженцев можно условно выделить несколько категорий :
? Государственные чиновники, служащие, православные монахи и их семьи, эвакуацию которых обеспечивало государство.
? Выселенные под принуждением указами военных и гражданских властей мирные жители. Эта категория состояла из двух небольших групп: во-первых, депортированные представители неблагонадёжных (с точки зрения правительства) национальностей – немцы, евреи, чехи и полки; во-вторых, это жители западных губерний военнообязанного возраста и вовсе всё население, переселение которого власть посчитала необходимым.
? Третья категория беженцев – мирные жители, которые по причине близости фронта и связанных с этим условиями жизни по своей инициативе оставляли дома и направлялись во внутренние губернии империи [11, с. 6].
Передвижение миллионов людей в ходе военных действий, причём не столько военных, сколько гражданских лиц, стало новинкой в жизни Европы, породив множество проблем: гуманитарную, национальную и др. Термин «беженство» впервые возник в период Первой мировой войны и стал синонимом людских лишений и страданий [2, с. 6]. Большое число среди беженцев в Российской империи в те страшные годы Великой войны составляли беженцы из белорусских земель. Число беженцев из Беларуси, которые оказались в российских губерниях по разным подсчётам колеблется от 1,3 (по подсчётам М. Старовойтова) – до 2,3 (по данным В.Г. Корнелюка) млн. человек [9, с. 14; 15, с. 46]. Если учесть, что общее число беженцев в Россию со всех фронтов по официальным данным на начало 1917 года составляло 3,2–3,5 млн. человек, то доля переселенцев из белорусских земель составляла в этой массе 40–65%.
Летом-осенью 1915 года белорусские земли превратились в настоящий беженский лагерь. Для всех желающих покинуть прифронтовую полосу устанавливалась линия по р. Щара от Слонима до Огинского канала и вдоль озера Выгонное до с. Горынь. С линии фронта Мосты–Волковыск–Дрогичин беженцы направлялись на Смоленск–Рославль, а с участка фронта Вильно–Лида – на Витебск. Когда осенью основная масса беженцев скопилась в центральных уездах Минской губернии, распорядились о дальнейшем продвижении беженцев по четырем гужевым путям. Основные направления беженцев через Минскую губернию были следующими:
? Иванец–Раков–Ст. Село–Минск;
? Барановичи–Несвиж–Минск; от Минска – Борисов–Смоленск;
? Синявка–Слуцк–Ст. Дороги–Рогачев;
? Мозырь–Речица–Гомель [10, с. 98; 12, с. 60].
Одной из важнейших артерий беженства по воспоминаниям Ф. Кудринского стал небольшой уездный город Могилёвской губернии Рогачёв. «Через этот город в 1915 году прошло только зарегистрированных около 700 тысяч человек» [10, с. 82] (более половины от всех белорусских беженцев).
Из-за отсутствия конкретных планов эвакуации движение беженцев было хаотическим. По трактах, что шли на восток, тянулись бесконечные потоки вынужденных путешественников, среди которых преимущественно были дети, женщины и старики. Только вдоль дороги Брест – Москва между Кобрином и Барановичами в июле 1915 года число беженцев достигало 400 тысяч человек. Многие из них, изнемогая от жары, жажды и голода гинули по дороге [1, с. 147]. Часто их никто не захоранивал, поэтому, как вспоминали впоследствии те, кому удалось пережить ужасы беженства, гнетущая картина нескончаемого потока сопровождалась соответствующими запахами гниющих на обочине тел [10, с. 93]. «Люди болели, а смерть собирала свой урожай. Трупы валялись возле дороги. Никто не убирал, не обращал на мёртвых никакого внимания» [2, с. 32]. Обозы беженцев (под Лидой, Кобрином, Пинском, Пружанами, Слонимом) попали под немецкие авиаобстрелы [7, с. 796; 16, с. 24]. По тем же воспоминаниям беженцев многие из счастливчиков, которым всё же нашлось место в переполненных промышленным оборудованием железнодорожных вагонах, находили свою смерть прямо в них. Только на станции Минск и только за несколько дней было похоронено 1516 человек. Погибали, как правило, от голода и эпидемий (среди беженцев официально зарегистрировано 9 тысяч случаев заболевания холерой) [10, с. 99, 132–133, 143, 151–152; 12, с. 60]. Практически в каждом из поездов с беженцами находилось по нескольку десятков трупов, которые путешествовали в вагонах по нескольку дней.
Ф. Кудринский с болью вспоминал: «Смерть перестала быть страшной. Чувство горести при утрате близких сильно притупилось. Прекращение жизни глубоких стариков сдержанно приветствуется беженцами, как избавление от лишнего рта и как облегчение дальнейшего путешествия. То же иногда и по отношению к малолетним детям» [10, с. 97].
Большая часть беженцев, путешествуя отнюдь не по своей воле по территории белорусских земель, оседала в восточных регионах Беларуси. Так, по подсчётам белорусского исследователя А. Бобкова в Витебской губернии их осело от 50 – до 90 тысяч, в Минской губернии – вдвое больше [1, с. 149; 7, с. 837]. Эти людские массы представляли собой настоящую головную боль для царской администрации, поскольку мешали свободному маневру для русских войск, порождали продовольственную и жилищную проблему [10, с. 92, 102]. Как вспоминают сами беженцы, местное население летом 1915 года встречало их весьма недружелюбно. Нередко этому способствовало высокомерное и вызывающее поведение самих вынужденных переселенцев [10, с. 84, 89]. Однако уже спустя несколько месяцев отношение к ним резко переменилось на достаточно приветливое и с большим сочувствием. Во многих воспоминаниях видно удивление белорусских беженцев от приветливости и щедрости русских крестьян [2, с. 15, 29, 33, 41, 47]. Возможно, причиной этому стала массовая пропаганда со стороны чиновников об ужасах оккупации, а также воздействие рассказов переселенцев обо всех ужасах беженства [10, с. 90].
Таким образом, можно прийти к следующим выводам :
С самого начала исход беженцев из Беларуси был стихийным (хотя первые беженцы появились в Беларуси ещё осенью 1914 г .), никакого плана эвакуации населения не было. Неудачный для российской армии ход войны летом 1915 г . вызвал ещё большую волну переселенцев. Стремительность изменения стратегической обстановки в ходе отступления русских войск сопровождалась внезапностью выселения жителей. В действиях чиновников, участвовавших в эвакуации населения, царила полная неразбериха, отсутствовала какая бы то ни был а согласованность. Гражданские власти не только не оказывали существенной помощи выселенцам, но иногда наносили им ущерб, приказывая бессистемно передвигаться, то назад, то вперед. Многие направляемые полицией беженцы месяцами блуждали на пространстве нескольких десятков километров. Власти не были готовы к появлению такого количества беженцев. Не существовало каких-либо правовых документов и программ деятельности по оказанию помощи беженцам, не были определены лица, ответственные за облегчение участи пострадавшим от войны, отсутствовала координация действий в этом деле со стороны различных учреждений и организаций. Первоначально беженцы направлялись за линию Днепра, однако приближение фронта привело к последующей их отправке вглубь России. Всё это привело к нищенскому положению и массовой гибели беженцев, и потребовало от царской администрации сделать всё возможное, чтобы улучшить их положение. С этой целью был создан целый ряд организаций по оказанию помощи переселенцам. Всего до 1916 года действовало 1 300 учреждений и обществ по оказанию помощи беженцам (без учёта земских и уездных управ) [12, с. 61].
Список использованных источников:
1. Бабков А. Беженское движение в Беларуси в годы Первой мировой войны / А. Бабков // Гістарычная навука і гістрычная адукцыя ў Рэспубліцы Беларусь. – Частка 1: Гісторыя Беларусі. – Мінск, 1993. – С. 147–152 .
2. Бежанства 1915 года. – Беласток, 2000. – 416 с.
3. Белевская М.Я. Ставка Верховного Главнокомандующего в Могилёве. 1915 – 1918 гг.: Личные воспоминания / М.Я. Белевская. – Вильно, 1932. – 52 с.
4. Бондаренко В. Утраченные победы Российской империи. События Первой мировой войны на белорусских землях / В. Бондаренко. – М н. , 2010. – 437 с.
5. Григорьева И.В. Источниковедение новой и новейшей истории стран Европы и Америки / И.В. Григорьева. – М.: Вышая школа, 1984. – 335 с.
6. Грыневіч В. На рэках Вавілону / В. Грыневіч // Спадчына. – 1997. – № 4. – С. 165–181 .
7. Документы и материалы по истории Белоруссии (1900–1917 гг.). – Том 3. – М н. , 1953. – 957 с.
8. Канчер Е.С. Судьбы беженцев / Е.С. Канчер // Белорусский вопрос. – 1927 .
9. Карнялюк В.Р. Праблема гісторка-дэмаграфічнай характарыстыкі бежанцаў з беларускіх зямель (1914–1918 гг.) / В.Р. Карнялюк // Веснік Гродзенскага дзяржаўнага універсітэта імя Я. Купалы. – Серыя 1. – 2000. – № 2. – С. 9–20 .
10. Кудринский Ф. Людские волны. Беженцы (Петрогад, 1917) / Ф. Кудринский // Нёман. – 1997. – № 6. – С. 79–193 .
11. Лапановіч С.Ф. Першая сусветная вайна і бежанства як дзяржаўная праблема / С.Ф. Лапановіч // Беларускі гістарычны часопіс. – 2005. – № 10. – С. 5–12 .
12. Мікалаевіч А. Бежанцы / А. Мікалаевіч // Беларуская мінуўшчына. – 1994. – № 3. – С. 60–61 .
13. Мядзёлка П. Сцежкамі жыцця: успаміны / П. Мядзёлка. – Мінск, 1974. – 242 с.
14. Оськин М.В. Неизвестные трагедии Первой мировой. Пленные. Дезертиры. Беженцы / М.В. Оськин . – М.: Вече, 2011. – 432 с.
15. Старовойтов М. Миграционные процессы в белорусско-российско-украинском пограничье (конец XIX в. – 1917 г .) / М. Старовойтов // Журнал международного права и международных отношений. – 2008. – № 3. – С. 41–47 .
16. Шчаўлінскі М. Бежанцы і беларускі нацыянальны рух у гады першай сусветнай вайны / М. Шчаўлінскі // Беларускі гістарычны часопіс. – 1999. – № 3. – С. 24–28 .