К. культурологии Коненкова А.К.
ФГБОУ ВПО «Государственная академия славянской культуры», г. Москва,
Российская Федерация
ТВОРЧЕСТВО А.М. ГОРНОСТАЕВА В КОНТЕКСТЕ ФОРМИРОВАНИЯ РУССКОГО СТИЛЯ В АРХИТЕКТУРЕ 2 ПОЛ. XIX В.
Алексей Максимович Горностаев родился в 1808 году в городе Паташове Нижегородской Губернии Ардатовского уезда. Его отец был управляющим Баташевскими заводами. Алексей Максимович рано потерял обоих родителей, и вместе с братом они вынуждены были сами зарабатывать на жизнь рисованием. Они работали копиистами в Ардатовском управлении питейного сбора [5].
В 1826 году Горностаев вслед за братом Василием переехал в Санкт-Петербург, где занимался художественными поделками (раскраской вывесок и этикеток), одновременно он сотрудничал в издательстве Павла Петровича Свиньина. Работа у П.П. Свиньина сыграла огромную роль в становлении художественного метода архитектора Горностаева. Свиньин поставил перед собой задачу популяризации знаний, относящихся к прошлому и настоящему России, и для ее осуществления организовал экспедицию по древним русским городам [10]. Вместе с ним в эту поездку по северной и средней России отправился Алексей Максимович. Во время путешествия он изучал и зарисовывал памятники древнего зодчества. Все его путевые работы были впоследствии опубликованы в 1839 году в альбоме «Картины России». Яркие впечатления от произведений древнерусского зодчества заложили основу формирования стиля будущего архитектора. Исследуя истоки сложения русского архитектурного стиля 90-х годов XIX века, архитектор К.М. Быковский, председатель Московского архитектурного общества, писал: «Говоря о поэзии, которой дышат наши древние памятники, я не могу не вспомнить человека, который обладал необыкновенною способностью воссоздавать это поэтичное художественное настроение сродное с тихой грустью нашей родной песни. Я говорю … о незабвенном Алексее Максимовиче Горностаеве» [1].
Благодаря своей работе над изображениями древних русских церквей он привлек внимание академика архитектуры Василия Алексеевича Глинки, и в 1929 году был определен архитектурным учеником в ведомство Царскосельского дворцового правления, где проработал до 1831 года. В Царском Селе уже с 1825 года помощником архитектора В.П. Стасова по восстановлению зданий Екатерининского дворца и Лицея работал брат Алексея Максимовича, Василий. Стасов представил Алексея Максимовича архитектору А.П. Брюллову, и тот взял молодого архитектора в команду по постройке Михайловского театра в Санкт-Петербурге. По совету Брюллова Горностаев, выполнив проект дачи в стиле позднего классицизма, добился в 1834 году аттестации как архитектора в Академии художеств. Тогда же в 1834 году Горностаев отправился за свой счет за границу, где пробыл 4 года, путешествуя по Германии, Италии и Франции [5]. Это было время знакомства с архитектурой западной Европы, сохранившимися там памятниками византийской и раннехристианской архитектуры. Из его записок известно, что в поездке он более всего заинтересовался памятниками византийского и арабского зодчества в Сицилии, а также древнехристианскими постройками [10].
Таким образом, уже в начале профессиональной деятельности, под влиянием непосредственного поэтического восприятия и тщательного изучения допетровской архитектуры, сложился круг основных художественных интересов Горностаева, связанный с древнерусскими постройками, а также памятниками раннехристианского и византийского зодчества. Об этом писал и В.В. Стасов в своем очерке о творчестве Алексея Максимовича: «Горностаев в Академии не воспитывался и никогда во время юношества не был стеснен никакими классными программами. С самого детства он был наполнен к другому, русскому, отечественному, своему искусству, которое знал, потому что видел вокруг себя его создания почти с того дня, когда открыл глаза, и которое было ему сродни точь в точь столько же, как сродни приходится русская народная песня русскому человеку из народа, слышавшему ее с первого дня своего рождения» [5].
В 1838 год Алексею Максимовичу было присвоено звание академика Санкт-Петербургской Академии художеств. Тогда же он участвовал в восстановлении Зимнего дворца после пожара.
Горностаев А.М. стал известным архитектором, благодаря своим работам в области гражданского строительства. Но наибольшей славы и признания он добился как автор выдающихся проектов церквей – области, где он стал одним из основателей русского стиля в архитектуре. Первой известной нам работой в храмовом проектировании стало его участие в 1840 году в конкурсе на возведение храма-памятника в честь Полтавской победы. Проект не был осуществлен, но это было его первым обращением к самостоятельному церковному зодчеству.
1840-е годы стали переломными в жизни архитектора, и его дальнейшее творчество было связано с работой в монастырях России. В 1840 – 50-е годы Алексей Максимович трудился над созданием архитектурного ансамбля Валаамского Спасо-Преображенского мужского монастыря, архитектурного ансамбля Троице-Сергиевой Приморской пустыни под Санкт-Петербургом (1842–1862), построил один из самых крупных своих храмов – Успенский собор в Гельсингфорсе (Хельсинки) (конец 1850-х г.г.), участвовал в конкурсе на проект памятника-усыпальницы князя Дмитрия Михайловича Пожарского, построенного в родовой вотчине князей Пожарских – Суздале, в Спасо-Евфимьевском монастыре (1858), работал в Александро-Невской лавре (1861–1862), построил часовню Спасо-Преображенского Гуслицкого монастыря в Санкт-Петербурге на Невском проспекте (1860–1861).
У истоков его работы как церковного архитектора строит святитель Игнатий Брянчанинов – настоятель Троице-Сергиевой Приморской пустыни, по рекомендации которого архитектор был приглашен игуменом о. Дамаскиным к работе в Валаамском монастыре. Выполняя свои заказы в разных монастырях и городах России и в Финляндии, Горностаев не оставлял работы в Приморской пустыни, постепенно формируя ее ансамбль. Во многом благодаря его деятельности, историки Петербурга назвали пустынь «жемчужиной русской истории, архитектуры и духовной культуры» [5].
Одной из первых работ архитектора в Пустыни является оформление Святых врат. Мы, к сожалению, не имеем точной даты их постройки. Известно, что Горностаев начал работу над вратами в 1845 году, когда им были спроектированы две, расположенные симметрично от входа, часовни во имя Спаса Нерукотворного Образа и Покрова Пресвятой Богородицы [5]. Последняя его работа над Святыми вратами – устройство к 1863 году надвратной церкви во имя Святого Саввы Стратилата. Церковь была достроена уже после смерти архитектора, последовавшей в 1862 году. Таким образом, работа над Святыми вратами охватывает весь период работы Горностаева в Пустыни и последний период его жизни.
В архитектуре часовен использованы формы русского зодчества XVII века. Вход оформлен широкой полуциркульной аркой, опирающейся на массивные низкие круглые столбы. Крыша двускатная, ее центр на фасаде отмечен возвышающимся киотом в виде декоративной трехлопастной с килевидным завершением аркой. Декоративный характер часовен был усилен облицовкой красным гранитом в 1869 году. Тогда же была построена декоративная ограда монастыря.
За часовнями открывался вид на Святые врата с высокой двухъярусной шатровой башней и надвратной церковью во имя Святого Саввы Стратилата. В композицию Святых врат были включены пристроенные слева и справа корпуса братских келий. Основным декоративным мотивом оформления Святых врат является мотив полуциркульных арок, перекликающийся с оформлением часовен у входа. Фасад строится на сочетании горизонтальных рядов аркад и вертикальных линий, подчеркнутых центральным шатром и симметричными маленькими шатрами на кровле. Первый ярус представляет собой три мощные проездные арки на массивных столбах. Центральная арка выделена килевидным киотом с образом Спасителя. Место расположения надвратной церкви Святого Саввы Стратилата в башне отмечено трехчастным окном с высокой центральной частью, напоминающим византийские трехчастные окна. Общий силуэт постройки вызывает в памяти образы древнерусских теремов, создавая в целом, как писал В.В. Стасов, «чудесное, оригинальное, стройное и изящное создание» [5]. Позднее при надстройке келий была уничтожена изразцовая черепица кровли, придававшая зданию, по свидетельству очевидцев, «особую живописность» [5].
В этот же период в 1849 году Горностаев построил на Валааме церковь скита во имя Всех святых, которую освятил Святитель Игнатий Брянчанинов. В традиционной трехчастной композиции церкви (церковь, трапезная, колокольня) сочетаются элементы шатровой архитектуры XVII века и приемы византийской архитектуры: восьмигранные купол и световой барабан, завершение каждой грани барабана арками, на которых покоится купол, разделение окон сдвоенными арками на тонких колонках. Вся композиция церкви объединена мощным основанием, подчеркнутым двумя рядами карниза, обегающего весь объем по периметру. Архитектор создал особенный образ церкви, который ясно понимали приходящие сюда паломники: «При подходе к скиту по маршруту крестного хода из монастыря высокие сосны внезапно открывают шатер колокольни – путь окончен» [10]. Изящной архитектуре Горностаева свойственна мощь и монументальность, которая в данном случае придавала скиту образ духовного оплота и была «созвучна безмолвному могучему лесу, обступающему скит со всех сторон» [10].
В 1852 году Горностаев построил на Валааме Никольскую церковь Никольского скита, которую В.В. Стасов назвал одной из «оригинальнейших и талантливейших церквей всего нашего Отечества» [10]. Архитектурная композиция церкви (центрическое здание, организованное по принципу «восьмерик на четверике», завершенное шатром) кажется естественным продолжением скалы острова, на вершине которой расположен скит. Острый силуэт церкви открывается первым со стороны Ладожского озера, выполняя, таким образом, роль маяка и ориентира при входе в Монастырскую бухту. В оформлении храма заметны характерные для Горностаева приемы органичного переплетения стилистики русской архитектуры XVII века и византийской архитектуры XI – XV вв.
Обращение архитектора к традициям византийской культуры не случайно. Несомненно, это произошло под влиянием бесед и общения Горностаева со Святителем Игнатием Брянчаниновым, занимавшимся исследованием наследия Святых отцов церкви. К тому же, русское научное общество в это время делает «первые серьезные попытки осмысления и изучения истории Византии и ее места в русской и мировой истории» [6]. Итоги развития византинистики в России в 1853 году подвел А.А. Куник, сделавший доклад о проблемах византийской истории на заседании Академии Наук.
Это свидетельствовало о росте в обществе интереса к культуре и традициям Византии, обращало взгляды крупнейших его представителей к раннехристианскому и византийскому искусству.
В 1854 году по замыслу настоятеля Троице-Сергиевой Приморской пустыни Святителя Игнатия Брянчанинова была начата перестройка древнейшей церкви этого монастыря, церкви во имя преподобного Сергия Радонежского. Составление проекта было поручено Алексею Максимовичу Горностаеву. Церковь была построена и освящена к 1859 году. Ее архитектура необычна для Руси – она представляет собой тип раннехристианской базилики, образцом для которой послужила Преображенская базилика монастыря Святой Екатерины на Синае, построенная в VI веке. Образец для строительства был выбран не случайно. В статье по поводу освящения Сергиевской церкви написано, что пришедший в XVIII веке из Европы стиль основан на языческом искусстве. В то же время «все истинно православное, восточное», а также «свое западное, сохранявшее еще хоть тень типа христианского», было признано просвещенной Европой невежественным, варварским, попрано, уничтожено и заменено «с великим триумфом всем языческим» [8]. Автор пишет, что теперь архитекторы «начали изучать древние православные образцы, которые давным-давно следовало бы зодчим православных церквей студировать, вместо тех, которыми они питали свое вдохновение…» [8].
Интерес к святыням Палестины, Иерусалима, Синая, других православных центров Ближнего Востока возник в русском народе, как считают историки, еще в X веке при святом Великом князе Владимире Святославовиче, после крещения Руси [3]. В это время установились тесные контакты русской церкви с восточной: из Византии назначали митрополита на Русь, и духовными лицами совершались многочисленные поездки в Константинополь и из Константинополя на Русь. Первым русским паломником история называет Дмитриевского игумена Варлаама [9]. Паломничества на христианский Восток в эти века совершали и миряне, о чем сохранились сведения в тексте одной из былин, где говорится о сплоченной дружине «сорока калик со каликою», которых князь Владимир принимал у себя и угощал перед их отправлением на поклонение палестинским святыням. Свидетельством многочисленного паломничества русских людей является описание «хождения» игумена Даниила ( XII в.): он писал, что видел у Гроба Господня целую дружину русских людей, собравшихся со всех концов Руси [7].
Описания паломничеств позволяют нам утверждать, что русские люди воспринимали далекую Палестину как свою духовную родину. Владимир Иванович Даль приводит значение слова «палестина, палестины», ставшее в русском языке нарицательным. В народе эти слова употреблялись в разговоре в значении «отечество, отчизна (родной край), родина, домашние места» – «родные палестины», « в нашей палестине» – в значении «у нас на родине» [4].
Когда в начале XIX века в Россию стали проникать сведении, о притеснении православных в Палестине, паломничество в Святую Землю усилилось. Русские люди с волнением отнеслись к судьбе православных святынь на Ближнем Востоке, положению православных. В 1830 году были подписаны русско-турецкие договора о торговых и гражданских привилегиях русских граждан в Османской империи. Это дало возможность России в 30-е годы открыть русские консульства в Яффе, Алеппо, Латании, Бейруте, Сайде, а в 1858 – учредить русское консульство в Иерусалиме. Консулы смогли на месте убедиться в масштабах отхода местного населения от православия [3] и составить свои предложения по его укреплению в Палестине.
В 1843 году для изучения сложившейся ситуации на Ближний Восток как простой паломник был послан архимандрит Порфирий (Успенский), который по завершении своего путешествия представил отчет, доказывавший необходимость учреждения русской духовной миссии. В 1847 году такое решение было принято Святейшим Синодом русской православной церкви, утверждено императором Николаем I , и в феврале 1848 года Миссия прибыла в Иерусалим. Целью Миссии являлось совершение богослужений для русских поклонников, а также охрана православных «словом и делом» от совращения в другую веру [11]. Возглавлял Миссию архимандрит Порфирий, в состав входил духовный писатель иеромонах Феофан (Говоров) Затворник Вышинский. В 1853 году в связи с Крымской войной деятельность Миссии была прервана и возобновлена уже по ее окончании – в 1858 году. В этот второй период деятельности Миссии ее возглавлял епископ Мелитопольский Кирилл (Наумов).
Расцвет деятельности Духовной Миссии приходится на третий период ее работы с 1865 по 1894 г .г., когда ее возглавлял архимандрит Антонин (Капустин). Архимандрит руководил Духовной Миссией 30 лет. За это время с помощью императрицы Марии Федоровны им были приобретены участки в самых важных местах Святой Земли. В частности была приобретена земля близ Хеврона, где по преданию находился Мамврийский дуб. 22 мая 1871 года здесь была отслужена первая Божественная литургия, а позднее построен храм во имя святых Праотцев. При архимандрите Антонине в 1864 году был освящен домовый храм великомученицы Александры, а в 1872 году по завершении строительства был освящен на Русском подворье храм во имя Святой Троицы. При нем также было завершено приобретение земли на Елеонской горе, где находился древний русский монастырь и древняя церковь Вознесения. Усилиями архимандрита Антонина была построена новая церковь и колокольня, вокруг которой было устроено русское кладбище. Позднее, по смерти отца Антонина, в церкви находилась его могила.
Таким образом, деятельность Русской Духовной Миссии была необыкновенно плодотворна и способствовала более обширному знакомству русских людей со Святой Землей, в том числе и с архитектурными памятниками раннего христианства.
Внешний вид церкви во имя Преподобного Сергия Радонежского невыразительный. Это трехъярусный прямоугольный корпус. Ярусы отделены друг от друга карнизами четкого рисунка. Окна расположены только в первом и третьем ярусах. В архитектуре здания выделена восточная часть, где видно закругление апсиды и пять маленьких главок над алтарем. В корпусе находятся две церкви. В нижнем ярусе, интерьер которого организован по типу древних крипт или христианских катакомб, расположены два придела во имя Христа Спасителя и во имя мученицы Зинаиды. Второй и третий ярусы занимает Сергиевская церковь, построенная как древнехристианская базилика. Вход расположен в южной стене первого яруса и выделен порталом с резными архивольтами арок.
К Сергиевской церкви на второй этаж ведет лестница. Пространство протяженного интерьера базилики разделено на три нефа двумя рядами гранитных колонн по четыре колонны в каждом. Колонны завершены резными капителями разного рисунка. Пространство церкви разделено тремя мощными поперечными арками, опирающимися на шесть крестчатых столбов. Таким образом, в интерьере выделены притвор, пространство церкви, солея, алтарь. Над притвором находятся хоры. Солея и алтарная часть повышены по отношению к остальному полу на три ступеньки. Алтарная часть отделена от солеи двухъярусным иконостасом. Средний неф, ведущий к алтарю, значительно шире боковых, но в отличие от классических древнехристианских базилик все три нефа одинаковой высоты. Этим Сергиевская церковь напоминает сирийские базилики, где часто встречалось подобное решение пространства. Колонны несут на себе полуциркульные продольные арки, равной с поперечными высоты. Таким образом, внутреннее пространство оказывается уравновешенным в своих основных конструктивных линиях. Современники писали, что, несмотря на огромность пространства интерьера, «от простоты плана, соразмерности частей и чрезвычайной стройности архитектоники, церковь кажется … уютною» [8]. Над арками расположена часть каменной стены, на которую опираются девять ярко вызолоченных поперечных балок, а над ними золотые стропила, открывающие двускатную форму крыши до самого верха.
Пространство церкви освещают десять окон, по пять с каждой стороны, расположенные в верхней части стен почти под потолком. Полуциркульные завершения окон гармонично сочетаются с арками базилики.
Современники придавали архитектуре церкви символический смысл. Автор статьи об освящении новой Сергиевской церкви в Троице-Сергиевой пустыни так описывал свои впечатления: «Войдя в нее, станьте под окончанием хор, то есть под первою поперечною аркой церкви и, не продвигаясь вперед, всмотритесь внимательно сперва в общность стелющейся перед вами перспективы храма, потом в детали его. Какая величественная тихость! Какая скромная стройность! Какое гармоническое и неблещущее богатство!.. Как все чисто, мирно, чинно, свято! – Может ли быть что-нибудь лучше, приличнее этого простого плана? От запада и до востока, от нашей темной тени смертной, до Святой Святых путь открыт невозбранно, только идите прямо: нет ни загородок, ни углов, ни масс, нет препятствий молитвенному шествию мысли; ей не обо что запнуться, и ото всюду она прямо перед собою видит весь путь этот; а там, вдали, как заключение его, Отца своего Небесного с разверстыми для нее объятиями» [8]. Через архитектурные формы в соединении с росписью храма «предложены очам нашим, а через них чувству и разуму духовному, главнейшие черты всего христианского Богословия, с заключительной его мыслью о втором пришествии Господа, о суде и воздаянии» [8].
В.В. Стасов писал, что в своей постройке Сергиевской церкви А.М. Горностаев под влиянием образованного духовенства обратился к византийской архитектуре, постройкам Равенны, к Святому Марку в Венеции, к Константинопольской Святой Софии, к палермскому Монреалю и Палестинской Капелле, – в этой архитектуре он видел истоки совершенно нового для России типа храма [5].
Творческое обращение в архитектуре Сергиевской церкви ко временам первых отшельнических духовных опытов образно показывало преемственную связь древнего и русского монастырского строительства, основателем которого в Северо-Восточной Руси был в XIV веке преподобный Сергий Радонежский. Простота и сдержанность архитектурных форм церкви зримо напоминала монахам и паломникам об аскетических опытах первых отшельников.
Работа в Троице-Сергиевой Приморской пустыни Алексея Максимовича Горностаева под духовным руководством святителя Игнатия Брянчанинова, направлявшего его поиски в области архитектурной формы, заложила основы формирования русско-византийского стиля в архитектуре второй половины XIX века. А традиции его архитектурных решений получили развитие в архитектуре Воскресенского собора, построенного и освященного в 1884 году по проекту А.А. Парланда, под личным наблюдением архимандрита Игнатия (Малышева).
Самой грандиозной постройкой Горностаева был Успенский собор в Гельсингфорсе (Хельсинки, Финляндия), построенный в конце 1850-х годов.
В архитектурной композиции собора Горностаев по-прежнему соединяет византийские и древнерусские элементы, выделяя, как наиболее выразительный мотив – огромный центральный шатер, который всегда был для него наиболее ярким признаком православного храма. Выделенные по четырем сторонам стилизованные портики завершены четырьмя изящными главками, а по сторонам дополнены высокими башенками также завершенными главками. Своим тринадцатиглавием Успенский собор в Гельсингфорсе перекликается с построенным великим князем Ярославом Мудрым собором Святой Софии в Киеве, являясь символом российской государственности.
Одной из последних работ Горностаева стал проект часовни Спасо-Преображенского Гуслицкого монастыря в Санкт-Петербурге. Она была устроена по просьбе игумена монастыря отца Парфения и по разрешению Святейшего Синода в связи с тем, что монастырю не хватало средств на устройство и благотворительную деятельность. Часовню решено было поставить на Невском проспекте в самом людном месте между Гостиным двором и домом Городской Думы перед портиком Перинной линии. В строительстве часовни помощь оказал купец и Почетный гражданин Санкт-Петербурга Г.М. Петров, оплативший все расходы. За этот благотворительный акт Петров был удостоен ордена Святой Анны третьей степени [2]. 12 ноября 1861 года часовня была освящена.
Часовня не сохранилась. В советское время она была признана «уродливой» и была снесена по требованию общества «Старый Петербург» в 1929 году. О ее внешнем виде можно судить по сохранившимся рисункам и фотографиям. Часовня выполнена в характерном для Горностаева архитектурном стиле с использованием форм русского зодчества XVII века. Это квадратное в плане здание, перекрытое восьмигранным шатром, завершенным изящной главкой на расширяющемся кверху барабане. Как можно судить по рисунку, с восточной стороны была пристроена пятигранная алтарная апсида с полукруглыми завершениями каждой грани. В центральной грани располагалось изображение креста. Сохранившиеся фотографии показывают, что с западной стороны вход в часовню был отмечен ажурным чугунным крыльцом с подзорами. Кровля имела вид трехлопастного свода с килевидным завершением, опирающегося на тонкие ажурные колонки. Таким образом, часовня приобретала осевую протяженность с запада на восток. Северная и южная стены были отмечены нишами с полуциркульными завершениями, опирающимися на карниз и низкие, массивные сдвоенные полуколонны. В верхней части углы часовни также отмечены полуколоннами, но тонкими и высокими. Сохранившийся рисунок Л. Жулиной показывает часовню с юго-западной стороны, но без крыльца. По рисунку можно сказать, что в этих нишах были расположены еще полукруглые ниши, где очевидно располагались иконные изображения [2]. Вверху стены у основания шатра проходит мощный карниз, украшенный традиционными для древнерусского зодчества поребриками и бегунцами. На этот карниз опираются килевидные кокошники с подзорами, по три с каждой стороны. В тимпанах кокошников в полукруглых нишах были расположены изображения двенадцати святых. Часовня имела богатый декор, но графического, а не пластического характера, поэтому своим количеством архитектурные украшения не перегружали часовню. Внутри размещался 3-х ярусный иконостас. Вход в часовню был оформлен ажурными дверьми, отлитыми на фабрике Шопена [3].
Как отмечали многие исследователи, в архитектурных проектах Горностаева, в созданных им церквях преобладало романтическое начало. Они создавали выразительный, эмоциональный образ как воспоминание о красоте древнерусского храма, стимулируя стремление к изучению тех древних образцов, на которые ориентировалась его архитектура, и закладывая, тем самым, основы для развития во второй половине XIX века «русского стиля».
Список использованных источников:
1. Быковский К.М. О значении изучения древних памятников для современного зодчества / К.М. Быковский // Труды I съезда русских зодчих в Санкт-Петербурге. – СПб., 1894. – С. 5.
2. Булыгин В. Гуслицкий Спасо-Преображенский монастырь г. Куровское / В. Булыгин // Дорога к храму. История церквей Орехово-Зуевского района. – Орехово-Зуево, 2001. – С. 40.
3. Воробьева И.А. Русские духовные миссии и императорское православное палестинское общество в Святой Земле в 1848–1917 г. г.: автореферат / И.А. Воробьева. – М., 1998. – С. 8.
4. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4-х т. – Т. Репр. воспр. издания 1903–1909 / В.И. Даль. – М., 1994. – С. 19.
5. Исаченко В.Г. Зодчие Санкт-Петербурга XIX – нач. XX вв. / В.Г. Исаченко. – СПб., 1998. – С. 325.
6. Курбатов Г.Л. История Византии (Историография) / Г.Л. Курбатов. – Л ., 1975. – С. 72.
7. Малиновский И.В. Императорское православное палестинское общество / И.В. Малиновский. – СПб., 1896. – С. 4.
8. Новая церковь во имя преподобного Сергия Радонежского чудотворца в Троицко-Сергиевой пустыни, близ Стрельны. – СПб., 1859. – С. 13.
9. Полный православный богословский энциклопедический словарь: в 2-х т. – М., 1992. – Т. 2. – С. 1751.
10. Рывкин В. Архитектор А.М. Горностаев на Валааме / В. Рывкин // Север. – 1979. – № 9. – С. 103–105.
11. Странник Палестинский. Императорское православное палестинское общество. Б.г. б.м.