Алборова К. Е.
Северо-Осетинский государственный университет имени К. Л. Хетагурова, г. Владикавказ, Российская Федерация
ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНЫЕ СВЯЗИ «ЦАРЬ-РЫБЫ» В. П. АСТАФЬЕВА
Теория интертекстуальности основана на идеях Бахтина о диалогическом пространстве. Термин «интертекстуальность» ввела в обиход французский филолог Ю. Кристева, впервые употребив его в статье под названием «Бахтин, слово, диалог, роман» (1967 год). По Бахтину, художник имеет дело с предшествующей современной ему литературой, которая находится в постоянном диалоге. Интертекстуальность представляет собой совокупность взаимодействующих между собой текстов, когда каждый текст служит предтекстом для любого нового текста. Кристева же утверждала, что «любой текст строится как мозаика цитации, любой текст есть продукт впитывания и трансформации какого-нибудь другого текста». Позднее на термин «интертекстуальность» активно опирался Р. Барт: «Текст – это раскавыченная цитата», «текст существует лишь в силу межтекстовых отношений, в силу интертекстуальности». То есть, каждый текст является интертекстом: другие тексты присутствуют в нем на различных уровнях в более или менее узнаваемых формах: тексты предшествующей культуры и тексты окружающей культуры. Каждый текст представляет собой новую ткань, сотканную из старых цитат. Это происходит потому, что до текста и вокруг него существует язык.
Как отмечает В. Е. Хализев « в современном литературоведении термин «интертекстуальность» широко употребителен и весьма престижен. Им часто обозначается общая совокупность межтекстовых связей, в состав которых входят не только бессознательная, автоматическая или самодовлеюще игровая цитация, но и направленные, осмысленные, оценочные отсылки к предшествующим текстам и литературным фактам [3].
В тексте, особенно художественном, всегда присутствуют отсылки, аллюзии, цитаты, реминисценции. Рассмотрим более подробно эти средства в произведении В. П. Астафьева «Царь-рыба». Нам бы хотелось отметить мастерство автора в подборе точных цитат и сравнений. Он использует отрывки из творчества Блаженного Августина, А. Сент-Экзюпери, У. Шекспира, А. С. Пушкина, Н. А. Некрасова, а также отрывки из песен Советских лет. Элементы «чужих» текстов используются в произведении писателя как в авторской речи, так и в речи персонажей.
Уже в первом рассказе под названием «Бойе» даются два эпиграфа, основная мысль которых сводится к главной философской проблеме всего произведения – проблеме уничтожения человеком природы вокруг себя:
Молчал, задумавшись, и я,
Привычным взглядом созерцая
Зловещий праздник бытия,
Смятенный вид родного края .
Николай Рубцов
Если мы будем себя вести как следует, то мы, растения и животные, будем существовать в течение миллиардов лет, потому что на Солнце есть большие запасы топлива и его расход прекрасно регулируется.
Халдор Шепли
Если вдуматься в эти слова, то можно понять, что они касаются не только первого рассказа, но и всего повествования в целом. Эпиграф – сильная позиция, которая имеет фиксированное положение в тексте – между заглавием и текстом. Как отмечает В. А. Лукин «эпиграф – явная цитата, и ее очень трудно растворить в тексте, гораздо труднее, чем заглавие-цитату. Поэтому можно утверждать, что эпиграф является «самой интертекстуальной» позицией текста (вне зависимости от наличия или отсутствия его повтора в тексте)» [2]. Предельная интертекстуальность эпиграфа обусловлена еще и тем, что он в большинстве случаев представлен цитатой из текста либо классического, либо весьма авторитетного и известного широкой аудитории.
В анализируемом нами произведении встречаются отрывки из песен тех лет, когда происходит повествование. Первое упоминание песни встречается при описании поселка Чуш: «В динамике на крыше пункта связи какой-то прославленный квинтет или диксиленд мордовал волшебную украинскую «Вечорныцю», отрывая на мотив ее новомоднейший шлягер : «Ты увидишь, что напрасно называют Север Крайним…» (с. 92). Отрывок песни является показателем времени, он отражает объективный образ действительности (автор использует эпитет новомоднейший ).
«Мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним…» – выбрасывал из круглой металлической пасти динамик, а под яром, по берегу, оплесканному мазутом, сплошь замусоренному стеклом, банками, щепой, обтирочным тряпьем, крепко обнявшись, плелись куда-то мужик с бабой… (с. 92). Далее тот же отрывок песни напевает Командор во время рыбалки:
М-мы пой-едем, мы пом-чимся
в надлежа-ащую зар-рю-у-у-у!..
я те Север подар-у-у-у-!... (с. 121)
Так же автор использует отрывок из песни, которую напевали мужики во время рыбалки на берегу Енисея: « Се-ерца-а-а, т-тибе ни хочется поко-о-ой-йу-у-у, се-е-ерца, как хорошо на свети жи-ы-ы-ыть…» (с. 144).
В рассказе «Летит черное перо» дан отрывок из другой песни: « они оборудовали на обдуве стан, мастерили ловушки,бодро напевая: « Я люблю тебя, жизнь, что само по себе и не ново …» (с. 177). Тот же самый отрывок повторяется во время рыбалки: «Поели, запели: « Й-я лю-ублю-у-у тебя, жизнь!..» (с. 181).
Интертекстуальные связи также проявляются в рассказе «У Золотой карги» в описании дочери Командора Тайки, когда отец находит записку в ее столе: «Развернул – записочка! В стишках! « Я помню чудное мгновенье – передо мной явилась ты, как мимолетное виденье, как Гений чистой красоты !» (с. 125). Автор точно употребляет цитату из стихотворения А. С. Пушкина. Происходит сравнение Пушкинского Гения чистоты и чистоты Тайки, ее светлого образа и чистой души. Ведь только Тайка могла успокоить пьяного отца, «он души не чаял в дочери, баловал ее, да и она к нему приветна»: « Все кругом готовы его в ступе истолочь, а Тайка говорит ему как больному, чтоб успокоился, возьмется читать «Конька-горбунка» – где-то достала книжку, с картинками. Он того «Конька» почти наизусть запомнил: «Братья сеяли пшеницу и возили в град-столицу. Знать, столица та была недалече от села…» (с. 126).
В описании же рыбака Грохотало автор ссылается на британского классика, не называя его имени : « При взгляде на этого окладистого, всегда почему-то насупленного мужика вспоминался старый добрый британский классик: « Увы, лицо джентльмена не было овеяно дыханием интеллекта» (с. 131).
«Облик и сущность подобного холуя, как известно, определил еще Некрасов, и он в сути своей не изменился, стал лишь изворотливей и нахрапистей. «За стулом у светлейшего, у князя Переметьева, я сорок лет стоял. С французским лучшим трюфелем тарелки я лизал, напитки иностранные из рюмок допивал…» (с. 253).
Реминисценции. Как отмечает В. Е. Хализев «этим термином обозначаются присутствующие в художественных текстах «отсылки» к предшествующим произведениям или их группам, напоминания о них. Реминисценции, говоря иначе, – это образы литературы в литературе. Наиболее распространенная форма реминисценции – цитата, точная или неточная; «закавыченная» или остающаяся неявной, подтекстовой. Реминисценции могут включаться в произведения сознательно или целеустремленно, либо возникать независимо от воли автора, непроизвольно («литературные припоминания») [4]. Например:
1. Попался один пескарь, совсем не премудрый на вид, замученный до смерти течением.
2. «… в нем почти не стало грима, стираются окаменелые условности, снимаются занавесы, убираются декорации, и вот уж принц Датский дует современные песни под гитару; Отелло душит Дездемону в белых перчатках; работяги с шагающего экскаватора в слюнявой истории, повествующей о страданиях современной Магдалины, работающей кассиром в поселковом магазине, бродят в сапогах по залу и кричат на сцену: «Пижоны!» (с. 336)
3. «…и читала-перечитывала без конца один и тот же роман «Доктор Фаустус» (с. 323).
4. «Удивляло только, что такой аккуратный в делах человек не ставил подписей под цитатами из книг и научных трудов, как бы ненароком путая чужое со своим, – исключение сделано лишь Блаженному Августину да модному средь студентов той поры Сент-Экзюпери. Запись, сделанная видать, еще в отроческие годы, в общем-то, ни о каком еще снобизме не свидетельствовала: « Природа – более мачеха, нежели мать – бросила человека в жизнь с нагим телом, слабым, ничтожным, с душою, которую тревожат заботы, страшит робость, увлекают страсти, но в которой между тем, хотя полузадушенная, всегда остается Божественная искра рассудка и гения» – Блаж. Августин. Влияние Блаженного Августина на духовное формирование юного мыслителя было непродолжительным – уже первые записи в студенческой тетради рвали глаз : « Люди, как черви, копошатся на трупе земли». «Хорошо артисту – он может быть царем, любовником, героем, даже свободным человеком, пусть хоть игрушечно, пусть хоть на время». «Неужели человеку надо было подняться с четырех лап на две, чтобы со временем наложить на себя освободившиеся руки?» «Законы создали слабые, в защиту от сильных». «Счастье мужчины: Я хочу!» Счастье женщины: «Он хочет!» Конечно, Ницше . (с. 364).
5. «Все люди, одни более, другие менее, смутно ощущают потребность родиться заново» – Сент-Экзюпери . (с. 364).
Частным случаем проявления интертекстуальности в «Царь-рыбе» является отрывок из молитвы: «…и вот теперь, на краю гибели, тужилась припомнить хоть что-нибудь из слышанных тогда молитв: « Боже, милостив буди мне, грешному, Отче наш, иже на Небеси… Да святится имя Твое!.. Ради пречистыя Твоея Матери, помилуй нас!.. Отврати лицо Твое от грех моих…не отвергни…Воздаждь ми радость спасения…» (с. 404).
Итак, повествование в рассказах В. П. Астафьева «Царь-рыба» изобилует цитатами, реминисценциями, аллюзиями, позволяющими увязать анализируемое произведение с контекстом всей мировой литературы и продолжить развитие поднятых ранее проблем применительно к своей стране и эпохе.
Список использованных источников:
1. Кузьмина Н. А. Интертекст и его роль в процессах эволюции поэтического языка / Н. А. Кузьмина. – М.: Книжный дом «Либроком», 2009. – 272 с.
2. Лукин В. А. Художественный текст. Основы лингвистической теории и элементы анализа / В. А. Лукин. – М.: Ось-89, 1999. – 192 с.
3. Хализев В. Е. Теория литературы / В. Е. Хализев. – М.: Высшая школа. – 405 с.
4. Щирова И. А. Текст и интерпретация: взгляды, концепции, школы: учеб. пос. / И. А. Щирова. – СПб.: Изд-во РГПУ им. А. И. Герцена, 2005. – 156 с.