WEB-ресурс научно-практических конференций

ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ЖАНРОВЫХ ФОРМ   В РОМАНЕ Э. БАЗЕНА «СЧАСТЛИВЦЫ С ОСТРОВА ОТЧАЯНИЯ»

Л. С. Савкова

Среди главных особенностей развития литературы XX в. выделяется стремление к синтезу разнородных явлений, трансформация жанровых структур. Это качество нашло выражение и в так называемой «литературе факта» — произведениях документального характера, которые получили значительное распространение, начиная с 60-х годов ХХ века, в связи с кардинальными изменениями в жизни человечества.

Одним из классиков французской литературы второй половины прошлого столетия, представляющим эту тенденцию, был Эрве Базен. Рассужд ая о е го творчестве, В. Катаев заметил, что он «в чем-то вольтерьянец» [3, 5]. Но дело не только в том, что при всей самобытности базеновского стиля невольно замечаешь «ядовитую, убивающую улыбку Вольтера» [Там же]. Действительно, язвительная ирония, так характерная для Вольтера, является и одним из главных средств в арсенале Базена–писателя. Но в контексте вопроса об отражении современных тенденций можно отметить и другое качество его творческой манеры, близкое к вольтеровской, — тщательную аргументированность утверждаемых тезисов, документализм его прозы.

Конечно, склонность Базена к точности, к фактографичности, во многом, — проявление «генетической памяти», давней национальной традиции французской литературы демонстрировать повышенный интерес к актуальным проблемам своего времени. В то же время, это отражение общих для западноевропейской литературы процессов.

В наследии Э. Базена тенденция синтеза художественного и документального начал наиболее ярко представлена в небольшой, но запоминающейся книге «Счастливцы с острова Отчаяния» ("Les Bienheureux de La Desolation",1970). С одной стороны, она вписывается в традицию анализа социальных проблем современного западного общества, свойственную творчеству Базена, с другой — основывается не на биографических или вымышленных, а на подлинных событиях и использует иные художественные средства.

Необычность книги ощущается с первых же страниц. Она открывается эпиграфами — цитатами из современных газет и сообщений радиостанций, которые отсылают читателя к событиям второй половины 60-х годов, связанным с судьбой жителей острова Тристан-да-Кунья. Затем перед читателем предстает карта удаленной от цивилизованного мира части Атлантического океана, и один из указанных на ней островков — Тристан — соотносится с этими цитатами, заголовком первого раздела — «Старый Тристан», а косвенно и с общим заглавием ( d e solation — Tristan — tristesse ).

Для того чтобы рассказать об удивительных жителях Тристана-да-Кунья, Эрве Базен использует прием обрамления. «Рамой» здесь оказывается эпизод из жизни английского журналиста Хью Фокса, которому редактор газеты «Сазерн пост» поручает написать заметку в сто строк для четвертой полосы. Отнесясь к поручению вначале без особого энтузиазма, Хью, познакомившись с историей острова, увлекается и продолжает следить за развитием событий самостоятельно, от первых сообщений о катастрофе на Тристане и до окончательного возвращения островитян домой.

В отличие от традиционного использования этого приема, Базен не открывает повествование с «обрамления». «Счастливцы…» начинаются, как обыкновенный роман. Читатель сразу погружается в атмосферу жизни Тристана, в описание обыденных занятий островитян, которые, однако, вскоре замечают необычные явления, интуитивно угадывая в них землетрясение. Но затем структура текста усложняется. Вводится новое пространство: действие переносится в Великобританию, в редакцию газеты «Сазерн пост»; появляется новый герой — журналист Хью Фокс; на первый план выходят документальные свидетельства о жизни острова Тристан в виде досье, собранного в редакции.

Э. Базен стремится всячески разнообразить приводимые факты. Это цитирование газетных заметок, рассказа преподобного отца, статьи журналиста, прожившего на Тристане несколько недель, доклада научной экспедиции, побывавшей       на острове, кратких сообщений в 3-4 строчки из рубрики «Заморские территории» газеты «Сазерн пост» с указанием времени публикации. Все цитаты и годы публикации выделены в тексте, что создает впечатление подлинного документального досье. Однако Базен не ограничивается просто цитированием и перечислением фактов, но сопровождает их комментариями Хью. Здесь уже заявлена та роль, которую писатель отвел этому персонажу: он не рассказчик из «обрамления», а участник событий. Более того, он оказывается своего рода посредником между двумя мирами — между Тристаном и цивилизованным миром, конфликт между которыми намечается уже на первых страницах рассказываемой истории. Вначале — в авторском комментарии к понятию «Внешних стран»: «так на местном наречии называют любое место в просторном мире, где в отличие от Тристана никогда не могут жить спокойно» [1, 18]. Затем — в документах из редакционного досье о Тристане, в частности, в статье из «Джеографикал», в которой отмечается, что островитяне «богато одарены достоинствами, знаниями, радостями, которые нами утрачены» [1, 23]. И далее: «Их опыту, быть может, не позавидуешь, но это еще надо доказать». Это дискуссионное утверждение становится тезисом, который и проходит проверку, испытание в дальнейшем. Дилемму, которую предстоит решить тристанцам , — стоит ли жалеть о средних веках, когда взамен предлагают двадцатый век — озвучивает Симон Беретти, местный учитель. Её решение и показывается на страницах книги.

Обилие подробностей, которыми Базен снабжает свое повествование, преобладание во многих эпизодах репортажного стиля представляются совершенно оправданными. Ведь история, которую он рассказывает, основывается на подлинных событиях, она — в целом и даже во многих деталях — не вымышлена, но до неправдоподобия удивительна во многих отношениях. Во-первых, в мире практически не осталось таких малонаселенных (около 300 жителей) островов; к тому же, Тристан-да-Кунья — самый отдаленный от материка обитаемый остров. Во-вторых, неожидан ее финал: эвакуированные в Великобританию из-за извержения вулкана в 1961 году, тристанцы, спустя некоторое время, возвращаются из цивилизованного мира на свою суровую родину. Это как раз тот случай, когда правда действительно выглядит не вполне правдоподобно.

На первый взгляд, документированность повествования, которую использует Э. Базен для большей убедительности рассказываемой истории, похожа на ту, которая была свойственна описаниям путешествий в экзотические страны в литературе прошлых веков. На самом же деле, причины и мотивация здесь иные. Тогда речь шла о маскировке вымысла под реальность, поскольку подавляющее большинство таких путешествий были воображаемыми, и авторы их основывались обычно на вторичных, далеко не проверенных источниках. В своем стремлении заинтересовать читателя экзотикой далеких стран писатели нередко забывали о чувстве меры, что делало их произведения образцами проявления безудержной фантазии. У Базена же, напротив, реальная история настолько необычна, что похожа на вымысел. Вот почему писатель не только сам захотел убедиться в ее истинности — а для этого изучил материалы и даже сам посетил остров, беседовал с участниками этой одиссеи, но и совершенно справедливо счел необходимым убедить в этом же читателей. Показательно также, что Базен не просто взял «голые» факты, связанные с историей Тристана. Несмотря на солидный документальный материал, начиная со статьи Жака Дюрра в « Нувель обсерватер » 1965 года до собственных впечатлений от поездки в Великобританию и на Тристан , он весь его творчески переработал. По свидетельству Ю. Уварова , все документы, письма, интервью с жителями не подлинные, а вымышленные, «строго стилизованные под реальность, что создает художественно созданную иллюзию документальности» [4, 10].

Таким образом, здесь мы имеем дело с характерным для современной документальной прозы качеством: принципом отбора, организации и подачи фактов на основе определенной концепции, с их этической и эмоциональной оценкой. В этом случае можно говорить о том, что позиция автора выражается имплицитно. Но в «Счастливцах…» Базену присуща и прямая авторская оценка. Правда, читатель не найдет здесь пространных авторских ремарок: писатель предпочитает не объяснять долго свое отношение к тому или иному эпизоду, а выразить его в ироническом комментарии. Например, к объектам журналистского интереса: когда выясняется, что спасенную фисгармонию — подарок королевы Елизаветы тристанцам — еще не успели переправить в Англию и сенсационное сообщение поэтому не получится, возбуждение среди журналистов падает и они «бросаются к телефонам, а затем исчезают, чтобы искать вдохновение в рождении Дэвида, виконта Линли, сына Маргарет и фотографа Энтони <…>» [1, 59].

Если вернуться к структуре базеновского текста, необходимо отметить его хроникальность . Это свойство появляется тогда, когда тристанцам становится ясно, что происходит с островом. Э. Базен дает хронику развивающейся катастрофы — от первых колебаний земли до извержения вулкана и эвакуации жителей острова. Вначале события датируются, как в дневнике или судовом журнале, по числам: 23, 25, 30 сентября; 5, 7 октября. Следующие дни — 8, 9 и 10 октября, когда ситуация значительно ухудшилась, — по часам, с утра до полуночи, до того момента, пока не стало окончательно ясно, что вулкан проснулся, а затем, когда началась эвакуация, вновь — по часам, до того момента, когда последний тристанец покинул остров. На двадцати страницах текста меняется ритм, стиль и план повествования: от неторопливого andante к allegretto , от рассказа к дневнику и репортажу из «горячей точки», от панорамного изображения к быстрой смене «кадров» и крупному плану. Здесь уместно отметить, что хроникальность Базена в «Счастливцах» основывается на принципах оперирования временем, свойственных не документальной хронике, а художественной прозе, когда значительность события обратно пропорциональна продолжительности эпизода.

Дневниковые записи появляются в еще одном эпизоде, рассказывающем о первых неделях пребывания тристанцев в Великобритании. На этот раз это не авторская речь, а выдержки из дневника, который ведут руководитель «Операции Тристан» леди Хауэрелл и сотрудница бюро помощи Тристану Виолетта Грэй.

В дальнейшем на протяжении всей книги встречаются многочисленные элементы собственно документального текста: обильное цитирование сообщений радиостанций, газетных статей, научных докладов.

В комментариях к «Счастливцам» часто звучит упрек Базену в том, что это не полноценный роман, что в нем нет полнокровных характеров, психологизма. Книга Э. Базена не особо нуждается в защите, но хочется все же отметить, что не всякая разновидность романа, в силу своей жанровой специфики, должна обладать такими качествами. Не следует требовать от документального романа свой ств пс ихологического. Тем не менее, даже здесь Базен проявляет умение несколькими штрихами отобразить психологию своих персонажей. Т. В. Балашова совершенно справедливо отмечает, что можно говорить «о психологической убедительности тех человеческих судеб, которые нарисованы в этой книге» [2, 245]. Хотя, конечно, психологизм в этом произведении Базена — это психологизм особого рода, его можно назвать социологическим.

Внимание писателя в данном случае сосредоточено на психологии коллектива: с одной стороны, тристанской общины, с другой — английского общества. Естественно, что и художественные средства для раскрытия такой коллективной психологии нужны иные, нежели в камерном центростремительном психологическом романе. Прежде всего, это — общий план, мозаика впечатлений, ощущений, реакций на происходящие события. Эрве Базен показывает, как сталкиваются две психологии, преимущественно через тристанское восприятие мира вообще и европейской цивилизации в частности, поскольку именно тристанцы являются главным коллективным героем романа; к тому же, менталитет современного европейца часто становился объектом произведений Базена. Приоритетное внимание к психологии тристанцев обусловлено и необычностью их выбора — решением покинуть Англию. Для того чтобы читатель в него поверил, его нужно убедительно представить.

Э. Базен неоднократно подчеркивает, как мыслят тристанцы и как они выражают свои мысли. И дело тут не в неправильности диалекта Тристана, в котором все глаголы спрягаются в настоящем времени, отсутствует звук « h » и на котором вместо « How do you do » говорят « How you is », вместо « bread » — « cake », а вместо « England » — « Henglan ». Тристанский язык, как и его носители, — язык очень конкретный, правдивый, его просторечность отражает прямодушие и честность его носителей.

Особая психология тристанцев запечатлена в необычных для «цивилизованного» читателя сравнениях и пословицах. О разном восприятии происходящего они говорят: собаке не понять, почему корова траву жуёт; о тоске по дому: тюлень живёт в море, а на суше ему горе [1, 75]. Они считают, что, если не сохранить общину, то могут «раствориться, как сахар в воде» [1, 86]. В восприятии Нэда Глэдис — английская невеста его сына Ральфа — «опрятная, свежая, ладно сложенная девушка, этакая добрая шлюпка с крепким, туго обтянутым парусиной корпусом» [1, 115]. Молодящуюся миссис Смит тристанка Олив успокаивает: «разве мякиш сохраняется в старых корках?» [1, 99]. Прочитав статью Хью Фокса, в которой рассказывается история тристанцев от извержения вулкана и до просьбы о возвращении, Симон, которому претит пафосность, восклицает: «Слишком много соуса! Но зато жаркое — объеденье!» [1, 115].

Эскизно, но весьма выразительно на двух страницах текста отражена детская психология — так же, как и взрослая, по контрасту — детей цивилизованного мира и маленьких островитян. Оказывается, что им трудно играть друг с другом, поскольку у них разные стереотипы поведения, они мыслят разными категориями. Если первые легко принимают условность игры, то вторые всё воспринимают буквально («Это будет гора, а вы будете индейцами…», — утверждает английский мальчик; «Это кресло, и я в него сяду», — возражает островитянин [1, 70]). Как замечает воспитательница детского сада, она «никогда не видела детей, которые бы так цеплялись за реальность» [Там же]. И если малыш играет с моделью истребителя, то потому, что он похож на коричневого альбатроса, который на острове похищал цыплят, а если дети постарше разводят костёр или устанавливают палатку, то делают это не «понарошку», а так, как делают их отцы.

В романе Базена, наряду с психологией коллектива, представлено и несколько более детально выписанных индивидуальных судеб. Например, история Дженни Твен, которую любовь заставляет остаться в Англии; трогательная история любви Джосса и Рут; тяжкий путь выбора (оставаться или уехать), который прошел Ральф. В этих эпизодах, наряду с приемами внешнего психологизма, появляется несобственно-прямая речь персонажей. Индивидуальная психология англичан, за исключением Хью Фокса, не представлена, но этот недостаток объясняется основной задачей, которую ставил перед собой писатель.

Таким образом, можно говорить о том, что в романе Э. Базена «Счастливцы с острова Отчаяния» синтезированы элементы различных жанровых разновидностей. Наверное, лучше всего определил его специфику сам писатель устами своего героя Хью Фокса: «Все это - философская сказка, чье достоинство в том, что она правдива» [ 1, 197].

 

Список литературы:

1. Базен Э. Счастливцы с острова Отчаяния // Базен Э. Собр. соч.: В 4 тт. — Том 4. — М.: Худож. лит.,1988. — С. 11–196.

2. Балашова Т. Эрве Базен и пути французского психологического романа. — М.: Худож. лит.,1987. — 270 с.

3. Седых В. Помогая людям держать экзамен на здравомыслие // Базен Э. Собр. соч.: В 4 тт. — Том 1. — М.: Худож. лит.,1988. — С. 5–25.

4. Уваров Ю. Эрве Базен и его романы // Базен Э. Встань и иди. Супружеская жизнь. — М.: Правда,1983. — С. 3–12.